продолжила давить Сфена.

— Возможно. Подай ее мне.

Сфена с готовностью бросилась по банку и уже через мгновение протянула ее доктору. Белокун казался растерянным. Он посмотрел на бакасу, перевел взгляд на пол, заметил несоответствие и наклонился переложить рисунки.

Сфени стало ломаться терпение.

— Мамай умел работать с памятью. Влезать в голову человека и изменять его воспоминания. Ты знала об этом? И я не знал до последней ночи Зорга.

— Вы хотите сказать, что Мамай причастен к смерти наставника Языка?

— Сфена опустила руку. Бакаса может и подождать. Не каждый день удается услышать признание века.

— Причастен? Ха! Мамай несколько месяцев вытаскивал из головы Зорга воспоминания о том проклятом доме в Ак-Шеих. И делал это так мастерски, что Зорг не сразу заподозрил. А когда понял, было уже поздно.

Старый пердун начал путать реальность с выдумкой. Кричал, что Мамай не человек, что в нем живет кто-нибудь другой. Скулил, что он заслуживает смерти.

Извращенный, прикованный к инвалидной коляске полуребенок так испугал всемогущего

Зорга, что тот написал донос Языку. Язык не поверил, как и я в тот момент. Я не представлял пределы могущества Мамая.

— И все равно вы помогли ему убить Зоргу?

Белокун поднял с пола рисунок. В эпицентре красно-черного взрыва стоял человечек в круглых очках и держался за голову. Его лицо перекосилось от боли.

— Конечно, помог. Мамай убедил Зорга, что он должен взорвать лабораторию. В последний момент Зорг стал сомневаться. И тогда на помощь пришел я: привязал старика, набрал правильные комбинации и едва успел убежать и вытащить Мамая.

— Но ведь Зорг спас Мамая, да и вам дал новую жизнь! Как вы могли убить своего учителя? — Сфена прекрасно знала об отсутствии морали у Белокуна, но ей хотелось услышать подтверждение больше подробностей, которые она смогла бы использовать против него.

— Странно, что об этом спрашиваешь именно ты. — Белокун подсунул еще один рисунок. — Не знаю, что чувствовал к Зорге Мамай. И вообще ли мог что-то чувствовать после всех операций, пережитых под руками Зорга. Некоторые проводили без наркоза.

— Откуда вы знаете? — тихо спросила Сфена. Она уже догадалась, каким будет ответ.

— Потому что я ему ассистировал. У меня всегда были тонкие искусные пальцы. Никогда не догадаешься, на ком я тренировался по приказу Зорга. — Из носа Белокуна потекла кровь, затрепетала губы и стекла на шею. — На собственной матери. Ха! Не смотри на меня так. Каждый платит свою цену. Я такой, каким меня сделал Зорг. Я был хорошим учеником. — Белокун встал и потянулся по баксу.

Сфену тошнило от исповеди Белокуна. Его преступлением было не убийство наставника, а признание. Догмат исповедовал, что Старшие Братья безгрешны, а чужие обвинения — только клевета. Держи свои грехи при себе или расскажи следственной комиссии Языка и прими справедливую казнь, но не признавайся всуе. Никогда. Сфена положила банку в раскрытую руку доктора.

— А вот ты ничтожная ученица. — Белокун расцепил пальцы, и прежде чем

Сфена успела перехватить, стеклянный сосуд разбился об пол. — Я раскусил тебя, как Мамай — Зорга. Ты решила свести меня с ума! Ты, дура, ни на что не способна матка, думала, что сможешь покорить Гавена Белокуна? — Он замахнулся и изо всех сил влепил Сфене пощечину.

Она не почувствовала удара, потому что одновременно с ним ее прошила боль: ее баксы коснулась Руфь! «Что она производит?» — подумала Сфена и бросилась на главу Станции. Разбрасывая рисунки, они свалились на пол. Несмотря на болезнь, Белокун был сильнее. Он залез на Сфенну, схватил ее за волосы и несколько раз ударил головой об пол. Перед ее глазами все поплыло. А потом она почувствовала что-то скользкое и вонючее на лице.

— Ты хотела, чтобы я коснулся бакасы? На, жри ее теперь! — Белокун пытался запихнуть полудохлую лягушку Сфени в рот. Первая Зрачок вытащила из кармана шприц и всадила иглу в шею руководителю Станции. Тело Белокуна затряслось, будто сквозь него пропустили электрический ток. Изо рта потекла кровавая пена. Сфена сбросила с себя доктора и отползла, хватая ртом воздух.

— С бакасой вы напрасно. Ма придумала, как заблокировать сигнал манкура.

Но оказалось, что смесь оказывает побочный эффект. Если ее уколоть касающемуся бакасы, мозг расплавится. Как это у вас сейчас. — Сфена, вытирая кровь с лица, снова приблизилась к Белокуну. — Я не хотела это использовать. Вы сами виноваты. Хотя кого я чертовски дурю, конечно, хотела. Ваше время прошло. Доктор походил на мертвого. Его глаза были широко открыты, а губы едва заметно шевелились. Сфена наклонилась.

— Золотая Колыбель, Мамай, — прошептал Белокун.

В окно пробились первые розовые лучи, а на наружную площадку что-то тяжело опустилось. Отвратительная морда Птерокса прислонилась к стеклу. Четверорукий заглянул в кабинет. Сфена вытерла окровавленные руки о форму и подала знак

Мать Дуковачу, что все хорошо. Белокун жив, а значит, у них есть любимая кровь

Птерокс для расчета. Внутренний динамик закричал сигналом тревоги. Ее обращение к чудовищам не сработало. Вместо того чтобы отдать Талавира, они пошли в атаку. Сфена тяжело поднялась и презрительно посмотрела на распластанное тело. В конце концов, она достигла своего. Белокун теперь не сможет исполнять обязанности

главы Матери Ветров.

— Я буду спасать Станцию. По Догмату руководство переходит ко мне.

Не сомневайтесь, я убью всех чудовищ внизу, заберу Талавира, а когда найду

Золотую Колыбель, то отдам ее Языку. — Сфена сомневалась, понимает ли Белокун, но она должна это ему сказать: — В отличие от вас, я убеждена в

истинности одного: Киммерик принадлежит Старшим Братьям. Так было и будет всегда, даже если другие в это не верят. С помощью Золотой Колыбели правда Старших

Братьев победит во всем мире. А вы слабак! — Сфена плюнула в лицо

Белокуна и вышла в коридор.

Сфена забежала к афизе, схватила матку бекасы, от которой она заразила всех на борту, воткнула пальцы ей в спину и на мгновение чуть не сошла с ума от массива образов и ощущений. Некоторое время ушло на то, чтобы сконцентрироваться и найти заступницу.